Битва книг свифт анализ
30 ноября 1667 — 19 октября 1745
Джонатан Свифт — английский писатель-сатирик, поэт, публицист и политический деятель.
В памфлете «Сказка бочки» (1704) борьба католической, англиканской и пуританской церквей изображена в духе пародийного «жития». Памфлеты «Письма суконщика» (1723-24) и «Скромное предложение» (1729) осуждают угнетение ирландского народа. «Путешествия Гулливера» (т. 1-2, 1726).
Желчная сатира Свифта неотделима от гуманистического пафоса его творчества, развивавшегося в русле Просвещения, утверждавшего необходимость искоренения частных и общественных пороков. Традиции свифтовской сатиры — в ряду самых плодотворных в мировой литературе.
Джонатан Свифт родился 30 ноября 1667 года в Дублине. Его дед, видный священнослужитель англиканской церкви и стойкий приверженец короля Карла I Стюарта, во время гражданских войн 1641-1648 был обездолен революционным режимом Кромвеля. Отец Свифта, женившись на бесприданнице, отправился искать счастья в полуколониальную Ирландию, где устроился судейским чиновником и умер за полгода до рождения сына.
Сироту воспитывали зажиточные родственники. Их иждивением он получил приличное школьное образование и поступил в престижный Тринити-колледж Дублинского университета, где учился в 1682-1688, по собственному позднейшему признанию, довольно небрежно, то есть упоенно читал самые разнообразные книги в ущерб предписанной зубрежке риторико-теолого-философских пособий Бургерсдициуса, Кеккерманнуса и Смиглециуса.
Однако, по-видимому, уже тогда он ощутил священническое призвание и твердо решил пойти по стопам деда, чему никак не противоречила его обнаружившаяся склонность к литературному сочинительству. Первыми сочинениями двадцатидвухлетнего Свифта были по моде того времени возвышенные оды, и в них явственно сказывались неподдельная и основательная религиозность, суровое благочестие и глубокое отвращение ко всем революционным преобразованиям и новшествам, особенно в области духовной.
В усадьбе Темпла
Довершить учение помешали ирландские беспорядки 1688-1689: пришлось перебираться в Англию, и священнический сан Свифт принял лишь в 1695, а степень доктора богословия получил в Оксфорде в 1701. Но «промежуточные» в его жизни 1690-е гг. оказались определяющими для формирования его личности и писательского дара. Эти годы большей частью протекли в роскошной усадьбе Мур-Парк близ Лондона отдаленного родственника матери Свифта, отставного дипломата и царедворца, видного мыслителя и эссеиста 1660-1680-х гг. сэра Уильяма Темпла, который поначалу из милости взял нищего юношу библиотекарем, затем оценил его таланты и приблизил к себе в качестве секретаря и доверенного лица.
В распоряжении Свифта — неутомимого читателя — было богатое собрание книг, особенно французских; и Рабле, Монтень, Ларошфуко стали его любимейшими авторами. Оценил Джонатан Свифт и своего патрона, его единственного он признавал своим наставником, правда, лишь по части здравомыслия, кругозора, взвешенности и продуманности суждений. Суждения же их могли разниться коренным образом, например, в религиозном отношении: Темпл был более или менее свободомыслящим деистом, а Свифт считал всякую религиозную пытливость порождением недомыслия или гордыни.
Разница в мировоззрении и темпераменте, однако, почти не мешала им уживаться друг с другом. Десятилетие, проведенное в поместье Темпла, Свифт называл счастливейшим временем своей жизни. Памфлет «Битва книг» После смерти Темпла Джонатану Свифту впервые пришлось полагаться лишь на себя; в его активе была выработанная при содействии старшего друга и наставника собственная жизненная и идейная позиция.
Кроме того, явственно определился характер его писательского дарования: выступив на стороне Темпла в литературной полемике о сравнительных достоинствах античной и современной словесности с памфлетом «Битва книг» (1697), Джонатан Свифт показал себя сокрушительным полемистом, мастером пародийного слога и убийственной иронии. Памфлет представляет собой оживленное блистательной игрой воображения язвительное обличение тогдашнего (главным образом французского) литературного модернизма и ненавистного Свифту духовного новаторства.
В 1700 Джонатан Свифт получил приход в Ирландии, но все его расчеты и ожидания были связаны с большой политикой, к которой его приобщил знаток политической жизни Темпл, и с литературной деятельностью лондонских властителей умов. На их придирчивый и взыскательный суд он собирался представить не только еще не напечатанную «Битву книг», но и своего рода сатирическую энциклопедию английской умственной жизни конца 17 века — «Сказку бочки», над которой, впрочем, еще стоило поработать и для которой требовалось подготовить почву, приобрести хоть какое-то имя и репутацию.
События складывались благоприятно: тори одолевали вигов, добившись большинства в палате общин и вовсю используя популистскую демагогию. Консервативные принципы были Свифту гораздо ближе, чем либеральные, но всякий популизм был ему глубоко подозрителен. Он встревожено заметил, что в античные времена «таким же способом была истреблена свобода», и немедля написал трактат «Рассуждение о раздорах и разногласиях между знатью и общинами в Афинах и Риме» (1701), где строго и доходчиво проанализировал партийную свару как симптом пришествия демократической тирании, которая ничуть не лучше тирании аристократической.
Трактат весьма повлиял на общественное мнение и очень способствовал победе вигов на очередных парламентских выборах; Свифт, таким образом, сделался фаворитом правящей партии, ее «золотым пером», и в 1705, наконец, счел уместным опубликовать вместе с «Битвой книг» «Сказку бочки».
Книга была всеми замечена и определила дальнейшую репутацию доктора богословия Джонатана Свифта, вызывая у одних глубокое восхищение своим беспощадным и неисчерпаемым остроумием, у других (в том числе у занявшей английский престол набожной королевы Анны) — ужас и гнев своим непочтительным подходом к делам религии. Ибо сюжетной основой «Сказки» служила притчеобразная побасенка о трех братьях, более или менее олицетворявших католичество, англиканство и крайний протестантизм, которые не сумели сберечь в целости и сохранности завещанные им годные на все случаи жизни кафтаны, то бишь христианское вероучение.
Аллегория нарочито дурацкая, пригодная для шутовских игрищ с переодеваниями. Она составляет едва ли четверть «Сказки» и используется как иллюстрация к другим главам, в сумме с ними представляя некий английский аналог столь любимой Свифтом «Похвалы Глупости» Эразма Роттердамского.
У Свифта воплощением всевластной Глупости является подставной «Автор» «Сказки», продажный писака, который подрядился соорудить нечто вроде программы грядущего всеобщего помешательства, призванного подменить подлинную действительность иллюзорной и отчасти утопической. Веком утопий, становящихся из мечтаний проектами общественного переустройства, был 18 век, и Джонатан Свифт издевательски предвосхищает идеологию Просвещения с ее «общественным договором», социальным прожектерством и культом механистического материализма.
Современники более оценили остроумие Свифта, нежели содержательность его «Сказки». За ним было признано особого рода первенство в литературе, и он закрепил его такими примыкающими к «Сказке бочки» анти-идеологическими сочинениями, как «Тритический трактат об умственных способностях» (1707) и «Возражение против отмены христианства» (1708).
Салонную славу принесло ему пародийно-проповедническое «Размышление о палке от метлы» (1707), где Джонатан Свифт предостерегает «великих преобразователей мира», «исправителей зла» и «устранителей всех обид» против самонадеянного реформаторства, способного лишь осквернить мир. Еще одну словесную маску идеолога и деятеля нового времени создал Свифт в лице ученого джентльмена-астролога Исаака Бикерстаффа, который от имени науки и во имя общественного блага упраздняет настоящее и распоряжается будущим, наглядно показывая власть пропаганды над действительностью. Были опубликованы его единственно научные «Предсказания на 1708 год»; затем эти предсказания были удостоверены с помощью печатного слова и стали неопровержимыми фактами общественной жизни.
Такого рода факты позднейшие идеологи любили называть «упрямой вещью». Бикерстафф не случайно полюбился тогдашним друзьям Свифта и зачинателям европейской журналистики Дж. Аддисону и Р. Стилю. Один из первых английских журналов назывался «Тэтлер» («Болтун») и издавался от лица «мистера Исаака Бикерстаффа, эсквайра», который вскоре обрел биографию и стал пародийным персонажем английской литературы. Политик и публицист Вскоре Джонатану Свифту предстояло самому на разные лады блистательно продемонстрировать могущество печатного слова как инструмента политики и его бессилие в качестве средства разъяснения или вразумления.
Отношения с вигами вконец разладились после того, как Д. Свифт напрямик высказал свои умеренно-охранительные взгляды в памфлете «Соображения английского церковника относительно религии и правительства» (1709). И когда правительство тори в 1710-1714 пошло навстречу требованиям церковных кругов и к тому же вознамерилось с почетом вывести Англию из затянувшейся и бессмысленной, хоть и победоносной, войны за Испанское наследство, Свифт сблизился и даже подружился с ведущими консерваторами.
Джонатан Свифт стал их главным публицистом, и все политические успехи консервативного правительства были достигнуты благодаря свифтовским памфлетам и руководимому им журналу «Экзаминер» (1710-1711), сформировавшему благоприятное для заключения мира общественное мнение. В связи с этим Свифт жил в 1710-1713 в Лондоне, и его каждодневные письма-отчеты в Ирландию бывшей воспитаннице Темпла Эстер Джонсон составили изданный через полвека и имевший огромный успех в качестве эпистолярного романа «Дневник для Стеллы».
Изобретательный патриот Ирландии
В 1714 умерла покровительница консерваторов королева Анна Стюарт, и лидеры тори, друзья Свифта, были обвинены в государственной измене, а его успели заблаговременно устроить настоятелем (деканом) собора святого Патрика в Дублине, так что он оказался в некой почетной ссылке, на одной из виднейших церковных должностей Ирландии. Быстро и основательно разобравшись в ирландских делах, Джонатан Свифт во всеуслышание объявил Ирландию краем рабства и нищеты, рабское состояние и особенно рабскую покорность здешних обитателей он считал несовместимыми с человеческим достоинством, они уязвляли его пастырскую совесть.
Уже в 1720 в памфлете «Предложение о всеобщем употреблении ирландской мануфактуры» он призвал к бойкоту всех английских «носильных вещей». Призыв его услышан не был, а памфлет (разумеется, анонимный) объявлен «возмутительным, раскольническим и опасным», и печатник был отдан под суд. Присяжные, однако, его оправдали, и Джонатан Свифт это принял к сведению. Он рассудил, что эффективнее всего будет бойкотировать английские деньги, объявив их ненастоящими, и случай для этого вскоре представился. В Англии был выдан патент на чеканку мелкой медной монеты для Ирландии.
Патент был прибыльный, хотя вовсе не жульнический, но исследователь пропагандистской демагогии Джонатан Свифт прекрасно понимал, что доказать отсутствие мошенничества в таком щекотливом, затрагивающем все карманы на деле никак невозможно. Оставалось выбрать подходящую для агитации маску, и в феврале 1724 появилось первое письмо «М.Б., Суконщика», где «торговцы, лавочники, фермеры и все простые люди королевства Ирландии» скопом мобилизовывались на борьбу с английской медной монетой, а по сути дела с Англией.
Писем в ближайшие полтора года появилось еще пять, и тон их был все возмутительнее, а призывы все грознее. Для пущей их действенности Джонатан Свифт не выходил из роли простолюдина. Вся Ирландия кипела, общенародное восстание должно было вот-вот разразиться, и обычно покорный ирландский парламент готов был его возглавить, а Свифт готовил для него программу. Но в решающий момент английский премьер-министр счел за благо уступить: он всего-навсего аннулировал патент, и напряжение спало. «Суконщик» победил, а Свифт потерпел поражение.
Вероятно, горечь этого поражения напитала Свифта горчайший, исполненный нестерпимого презрения к человеческому рабству памфлет «Скромное предложение» (1729), где «для блага отчизны, развития торговли и облегчения участи бедняков» выдвигается благодетельный, экономически и гастрономически разработанный проект употребления в пищу детей ирландской бедноты; именно такой способ решения ирландских социальных проблем добряк-автор считает наиболее практичным, осуществимым и отвечающим духу времени.
Манифестом ирландской свободы «Письма М.Б., суконщика» не стали, но сохранились в истории английской литературы как речевой портрет англо-ирландского простолюдина начала 18 века — тем более мастерский, что декан Джонатан Свифт не имел со своим персонажем ничего общего, как, впрочем, и с возникавшим из небытия героем своего главного произведения, Лемюэлем Гулливером, «сперва судовым врачом, а потом капитаном нескольких кораблей». С начала 1720-х гг. в письмах Свифта появляются упоминания о «моих Путешествиях»; в ноябре 1726 в Лондоне выходит том, содержащий «сжатое описание» первых двух из них.
Второй том с описанием третьего и четвертого путешествий вышел в феврале 1727. Описание действительных и воображаемых путешествий и сопутствующих им открытий было с начала 16 века одним из ведущих европейских литературных жанров. Используя его, Джонатан Свифт помещал свое произведение в один ряд с «Утопией» Томаса Мора, с «Гаргантюа и Пантагрюэлем» Ф. Рабле, с самой популярной и самой насыщенной религиозным содержанием книгой 17 века «Путем паломника» Джона Баньяна, а также и с опубликованным в 1719 «Робинзоном Крузо» Д. Дефо, самым оптимистичным сочинением нового времени, по смыслу и пафосу прямо противоположным «Путешествиям Гулливера».
Сюжет их, как и в «Сказке бочки», был подставной, пародийный: Джонатан Свифт в отличие от великого множества утопистов, мечтателей и выдумщиков, не открывал новые страны, а возвращал читателя к поразительной реальности его повседневного существования, заставляя взглянуть на себя и окружающий мир новыми глазами и произвести трезвую нравственную (то есть прежде всего религиозную) самооценку. Чудовищное и нормальное «Путешествия Гулливера» — итоговая книга Джонатана Свифта, где фантастически-иносказательно преломляется его богатый жизненный и творческий опыт — так, что почти каждый эпизод повествования выглядит притчей.
Этому способствует и излюбленный свифтовский прием изображения — бытовой гротеск, то есть выявление странности и чудовищности обыденной жизни и обыденного сознания. Нормальное и чудовищное постоянно меняются местами: в царствах лилипутов и великанов это достигается игрой с масштабом восприятия 12:1:12. Это соотношение размеров позволяет как нельзя более наглядно показать в первых двух частях ничтожество большой политики и грандиозность человеческого быта.
Третья часть — целиком фантасмагорическая — компендиум сбывшихся мечтаний человечества, вооруженного наукой, грезившееся еще Автору «Сказки бочки» торжество умалишенного прожектерства. Это — первая в истории европейских литератур технократическая антиутопия.
Главная мысль четвертой части
Наконец, в четвертой части, в Стране лошадей появляется «естественный человек», которого через полвека восславит Жан Жак Руссо — и в своем природном состоянии, лишенный веры и благодати, он оказывается самым омерзительным из скотов, которому пристало разве что быть в рабстве у лошадей; попутно обнаруживается, что идеальное общественное устройство возможно лишь помимо человека. Проникшийся идеей такого благоустройства Лемюэль Гулливер отрекается от человечества и становится приживальщиком в конюшне.
Эту немного замысловатую проповедь против смертного греха человеческой гордыни современники воспринимали как должное; но в период торжества просветительского гуманизма она вызывала множество нареканий. «Упорный заступник мужественной свободы» «Путешествия Гулливера» прославили Джонатана Свифта на всю Европу, но до конца своих дней он оставался ирландским изгнанником, о котором тамошний наместник говорил: «Я правлю Ирландией с позволения декана Свифта».
Среди его последних произведений, в основном повторяющих прежние темы и мотивы, выделяются незаконченные «Наставления слугам», на бытовом материале пародирующие «Государя» Никколо Макиавелли, и «Серьезный и полезный проект устройства приюта для неизлечимых» (1733) — сочинение в духе «Скромного предложения».
«Стихи на смерть доктора Свифта» он написал заблаговременно, в 1731; в своей эпитафии он пожелал остаться в памяти потомков «упорным заступником мужественной свободы» и поведал о «жестоком негодовании», которое «терзало его сердце». Это негодование недостаточно умерялось милосердием, но обращено оно было не против людей, а главным образом против попрания человеческой свободы. Глубоко и твердо верующий священнослужитель, поборник воинствующего здравого смысла, осененного христианской религией, Джонатан Свифт противостоял идеализации человека, предвещавшей новое его закрепощение, и в особенности планам универсального общественного благоустройства, которое, как он предвидел, может привести лишь к всевластию безумия и всеобщему рабству.
Пафос его жизни и творчества вполне передают слова апостола Павла из Послания к Ефесянам (6:12), которые Свифт любил повторять: «Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных». (В. С. Муравьев)
Сочинения Джонатана Свифта были изданы в первый раз в 1727 г. известным английским поэтом Попом, потом их издавали Ричард Шеридан (1784, 17 тт.) и Вальтер Скотт с биографией, 1814, 19 тт.); новое издание вышло в 1883 г. (10 тт.). Ср. Forster, «Life of Jonathan S. « (1875, оставшееся неоконченным); Craik, «The life of S.» (1882); Collins, «J. S., a biograpllical and critical study»; Thackeray, «The english humourists»; Masson, «Essays bibliographical and critical, chiefly on english poets»; статья Маволея, в собрании его сочинений; Тен, в «Histoire de la literature anglasie»; статья Алексея Веселовского в книге: «Этюды и характеристики» (М., 1894); В. Яковенко, в «Биограф. Библиотеке» Павленкова.
Источник
Лингвистический анализ: Битва книг (Джонатан Свифт)
В таблице показаны частоты словопар типа «сглагол+уществительное», «предлог+прилагательное» и т.д. Частота выражена в среднем количестве пары на 1000 слов текста. Вертикаль отражает часть речи первого слова биграммы, горизонталь — второго.
| Существительное | Глагол | Местоимение-существительное | Предлог | Союз | Прилагательное | Наречие | Местоимение-прилагательное | Частица | Местоименное наречие | Числительное | Числительное-прилагательное | Междометие | Часть композита — сложного слова | |
| Существительное | 71.59 | 55.81 | 15.28 | 41.83 | 52.92 | 24.26 | 13.08 | 16.97 | 6.49 | 6.59 | 1.10 | 0.50 | 0.30 | 0.00 |
| Глагол | 40.63 | 16.17 | 19.87 | 32.25 | 12.68 | 15.18 | 11.88 | 8.29 | 4.99 | 2.00 | 1.20 | 0.20 | 0.00 | 0.00 |
| Местоимение-существительное | 17.37 | 21.47 | 1.80 | 4.49 | 5.49 | 5.39 | 4.59 | 2.60 | 4.99 | 0.70 | 0.40 | 0.00 | 0.10 | 0.00 |
| Предлог | 47.62 | 3.10 | 11.58 | 2.60 | 1.10 | 20.47 | 1.20 | 15.38 | 0.10 | 0.70 | 1.70 | 0.50 | 0.00 | 0.00 |
| Союз | 25.46 | 18.67 | 9.09 | 7.39 | 4.79 | 10.78 | 6.79 | 5.59 | 5.19 | 3.39 | 1.00 | 0.10 | 0.00 | 0.00 |
| Прилагательное | 62.80 | 7.19 | 2.50 | 4.39 | 10.58 | 4.39 | 1.30 | 2.60 | 0.80 | 0.10 | 0.10 | 0.00 | 0.00 | 0.00 |
| Наречие | 3.10 | 17.37 | 2.80 | 4.29 | 3.89 | 5.59 | 3.00 | 1.20 | 3.19 | 0.90 | 0.40 | 0.10 | 0.00 | 0.00 |
| Местоимение-прилагательное | 26.96 | 7.09 | 3.29 | 3.69 | 3.10 | 5.09 | 2.30 | 1.80 | 2.50 | 0.40 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 |
| Частица | 4.59 | 13.88 | 1.70 | 3.69 | 0.90 | 1.80 | 1.20 | 0.80 | 1.70 | 0.60 | 0.40 | 0.10 | 0.00 | 0.00 |
| Местоименное наречие | 2.10 | 3.69 | 1.30 | 0.80 | 1.90 | 3.00 | 0.50 | 0.80 | 1.30 | 0.50 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 |
| Числительное | 3.79 | 0.30 | 0.10 | 0.40 | 0.70 | 0.80 | 0.00 | 0.20 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 |
| Числительное-прилагательное | 0.70 | 0.60 | 0.00 | 0.10 | 0.10 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 |
| Междометие | 0.00 | 0.00 | 0.10 | 0.10 | 0.10 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.10 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 |
| Часть композита — сложного слова | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 | 0.00 |
Части речи на позициях в предложении
Таблица показывает, с какой частотой употреблены автором различные части на позициях в предложении. Например, ячейка «глагол – 3» показывает с какой вероятностью третье слово в случайно взятом предложении произведения является глаголом. Вероятность выражена в процентах. В каждом столбце максимальное значение отмечено розовым цветом, что позволяет по первым трём-пяти столбцам примерно представить типичное для произведения начало предлоджения. Например, последовательность «местоимение-существительное, глагол, прилагательное, существительное» может быть чем-то вроде «Он срубил старое дерево. »
Источник
Протестная публицистика Д.Свифта в истории английской журналистики.
Начало европейского Просвещения связано с идеями английских деистов и философов конца XVII столетия. Принятие в 1689 г. «Билля о правах», была заявлена новая модель взаимоотношения личности и государства. Высказанное Локком (в работе «О гражданском правлении», 1690) положение о том, что «мы рождаемся свободными, так же, как мы рождаемся и разумными», для многих звучало подлинным откровением.
Задача просветительской журналистики — исправлять нравы общества посредством просвещения и развлечения. Поэтому язык просветительских изданий отличался простотой и ясностью, чтобы быть понятным и доходчивым максимально большему числу читателей.
В английской просветительской журналистике выделились два подхода к исправлению нравов — сатирический и морально-дидактический. другой.
Дефо прославился как опытный памфлетист и полемист, сатирические выпады которого не раз достигали цели. Его памфлет «Кратчайший способ расправы с диссидентами» (1702) был направлен против религиозных преследований со стороны англиканской церкви, но Дефо написал его так, что ввел в заблуждение тех, против кого этот памфлет был направлен. Ответом на меткую карикатуру стал суд над памфлетистом, публичное сожжение обнаруженных экземпляров, штраф и троекратное выставление к позорному столбу. Дефо удалось превратить гражданскую казнь в собственный триумф. В тюрьме Дефо написал «Гимн позорному столбу» (1703), который поступил в продажу как раз в момент исполнения приговора, — и собравшаяся на площади толпа приветствовала Дефо рукоплесканиями и осыпала его цветами.
Журналу «The Tatler» («Болтун») суждено было положить начало не только английской, но и всей европейской нравоучительной журналистике. Издание начиналось обращением Бикерстафа, предлагавшего читателю «поучительное и вместе с тем вызывающее на мысль чтение», которое «благодетельно и необходимо». Опасаясь, что маска Исаака Бикерстафа может потерять свою привлекательность, Аддисон и Стиль прекратили издание «Болтуна» в начале 1711 г., на пике своей популярности.
В тот же год появился самый удачный журнал в творческом наследии Аддисона и Стиля — «The Spectator» («Зритель»). На этот раз Аддисон и Стиль разработали целую галерею масок, членов небольшого клуба, которые собирались, чтобы порассуждать на самые замысловатые темы из области политики, литературы, философии, театра, светской жизни…
Тираж «The Spectator» вырос до 14 000 экз., читатели в Европе и колониях с нетерпением ждали каждого нового выпуска. Но Аддисон и Стиль оказались верными избранной издательской стратегии, и когда интерес к «The Spectator» достиг максимальных пределов, они предпочли сменить литературные маски. «The Spectator» просуществовал два года — всего вышло 555 номеров, в последнем номере было объявлено о неожиданной женитьбе одного из персонажей и о скоропостижной кончине другого.
Круг участников клуба распался, а вместо «The Spectator» в 1713 г. появилась новая маска и новый журнал «The Guardian» («Опекун»). «The Guardian» имел почти такой же успех, как и «The Spectator», однако продержался около года, после чего журналистский тандем Стиль-Аддисон распался. В 1714 г. Аддисон в одиночку продолжил выпуск журнала «The Spectator», но довел его только до 635-го номера.
Только в Англии количество подражаний исчислялось десятками: «»Шептун», «Ворчун», «Болтунья», «Развлекатель», «Осведомитель»».
Протестная публицистика Д.Свифта в истории английской журналистики.
Свифт оставил яркий след в истории английской журналистики. Памфлет был излюбленным жанром Свифта. Он никогда не подписывал свои публицистические произведения, мистифицируя читателей вымышленными именами.
В 1696-1697 гг. Свифт практически одновременно создал два памфлета, — «Битва книг» и «Сказка бочки». «Сказка бочки» — один из самых блестящих памфлетов в творческом наследии Свифта. В нем дается тонкая и злая пародия на Реформацию и на различные направления внутри христианского вероучения, отразившая реакцию Свифта на события английской революции и на деятельность пуритан.
Даже самое известное произведение Свифта — роман «Путешествия Гулливера» (1726) — не что иное, как развернутый памфлет, который поднимает бесконечное множество проблем — от государственного устройства Британии до нравов ученого мира и духовного облика человека.
Серия памфлетов Свифта «Бумаги Бикерстафа» (1708-1709) определила форму нравоучительной журналистики Ричарда Стиля и Джозефа Аддисона. Свифту удалось создать запоминающуюся комическую маску Исаака Бикерстафа, имя которого стало нарицательным.
5.Первые европейские журналы: содержание, задачи, круг читателей.
Условия появления первых европейских журналов в первую очередь определялось созданием в XVII в. определенной интеллектуальной среды, вошедшей в историю под названием «La Republique des Lettres» («Республика литераторов», или «Республика ученых»).
Слово «журнал» восходит к латинскому «diurnalis» («ежедневный»), что напоминает «acta diurna» Юлия Цезаря. Особенность первых европейских журналов — преимущественно научная ориентация.
Первый европейский журнал — «Journal des Savants» («Журнал ученых», 1665-1828) — был создан по инициативе французского министра финансов Жана-Батиста Кольбера. Кольбер задумал периодическое издание, которое бы освещало научные, критические и литературные проблемы, стоящие перед интеллектуальной элитой Европы.
«Journal dies Savants» увидел свет в Париже 5 января 1665 г. На должность редактора и издателя был приглашен советник парламента Дени д,е Салло. Журнал выходил сначала один раз в неделю, потом раз в две недели на 12 страницах. Издание Салло было призвано восполнить пробел в научном общении, в обмене информацией, в плодотворных дискуссиях. Материалы облекались в форму писем. Журнал был ориентирован на научную полемику, на «провокацию» спора. Через год издание журнала перешло в руки аббата Жана Галлуа, профессора греческого языка до 1674 г.
В 1665 г. в Англии появился журнал «Philosophical Transactions of the Royal Society» («Философские труды Королевского общества») под редакцией Генри Олденберга. Этот журнал, официальный орган Лондонского королевского общества, выходил ежемесячно. Из десяти публикаций, составивших первый номер, три были взяты из «Journal des Savants».
В нач. XVIII в слово «ж» понималось как «периодическое сочинение, которое, появляясь регулярно через определенное время, сообщает о новых или вновь переизданных книгах, раскрывает их содержание и извещает открытия в науке; короче говоря, сочинение, в котором некто освещает все, что ежедневно происходит в «Республике литераторов».
Источник
Битва книг свифт анализ
Джонатан Свифт
Полное и правдивое известие о разразившейся в прошлую пятницу битве древних и новых книг в Сент-Джеймской библиотеке
Джонатан Свифт. Избранное. — Л.: Художественная литература, 1987. — С. 277-294.
КНИГОПРОДАВЕЦ — ЧИТАТЕЛЮ
Следующее ниже рассуждение принадлежит несомненно тому же автору, что и предыдущее, а посему, можно полагать, оно было написано примерно в то же время, а именно в 1697 году, когда бушевала известная распря по поводу древней и новой учености. Спор возник после появления опыта на эту тему сэра Уильяма Темпла. Далее последовал ответ У. Уоттона, бакалавра богословия, с приложением, написанным д-ром Бентли, где тот пытался опорочить сочинителей Эзопа и Фаларида, которых сэр Уильям Темпл немало восхвалял в своем вышеупомянутом опыте. В этом приложении доктор свирепо напал на новое издание Фаларида, выпущенное достопочтенным Чарлзом Бойлем (ныне графом Оррери), на что г. Бойль отвечал обстоятельно со всею ученостью и остроумием, а доктор пространно ему возражал. В ходе спора публика была крайне возмущена, видя, что два вышеозначенных почтенных джентльмена без каких-либо оснований грубо обращаются со столь достойной и заслуженной особой, как сэр Уильям Темпл. Раздору не было конца, и тогда, повествует наш автор, КНИГИ в Сент-Джеймской библиотеке, причисляя себя к наипаче заинтересованным сторонам, включились в спор и завязалась решительная битва. Однако рукопись, пострадавшая от непогоды или какой иной случайности, повреждена в некоторых местах, и мы так и не можем узнать которая же из сторон одержала победу.
Должен остеречь читателя, дабы он не прилагал к людям то, что здесь говорится в буквальном смысле лишь о книгах. Например, если упомянут Вергилий, мы должны понимать, что речь идет не об особе славного поэта, носившего это имя, но всего лишь о неких бумажных листах, переплетенных в кожу, на которых напечатаны творения названного поэта, и то же относится к остальным.
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Сатира — род зеркала, где каждый, кто в него глядится, находит обыкновенно все лица, кроме собственного; и поэтому, главным образом, она встречает в свете благосклонный прием и мало кого оскорбляет. Но и в противном случае опасность была бы невелика: многолетний опыт научил меня не опасаться неприятностей со стороны тех, кого мне удавалось раздразнить. Ибо хотя телесные силы напрягаются под действием гнева и ярости, силы умственные в то же время расслабляются, и все старания ума становятся тщетными и бесплодными.
С иного мозга можно лишь единожды снять сливки; так пусть же обладатель осторожно собирает их и расходует свой небольшой запас экономно, а пуще всего да остережется он ударов сильнейших противников, которые могут взбить их до состояния дерзкого безрассудства, а новых ему уже неоткуда будет набраться. Разум без знаний — это род сливок, которые за ночь скопляются наверху, и искусная рука сумеет их взбить; но, коль скоро они сняты, то, что осталось внизу, никуда не годится, разве что на пойло для свиней.
ПОЛНОЕ И ПРАВДИВОЕ ИЗВЕСТИЕ О РАЗРАЗИВШЕЙСЯ В ПРОШЛУЮ ПЯТНИЦУ БИТВЕ И Т. Д.
Каждый, кому приходится изучать с должной обстоятельностью годичные альманахи, не раз прочтет, что «война есть дитя гордыни, а гордыня — дщерь богатства» [1] . Первое из этих утверждений может быть признано без труда, но едва ли кто согласится с последним; ибо гордыня состоит в ближайшем родстве по отцу или по матери, а иногда и по обоим, с нищенством и нуждою, и, говоря по правде, людям редко случается ссориться, когда у них всего вдоволь, а набеги обычно совершаются с севера на юг, то есть от скудости к изобилию. Древнейшие и наиболее естественные основания раздоров суть вожделение и алчность, которые, хотя, пожалуй, и состоят в близком или отдаленном родстве с гордыней, но являются прямыми потомками нужды. Ибо, если говорить языком политических сочинителей, то, наблюдая республику собак (которая в исходном состояний представляется объединением многих), мы обнаружим, что при достатке пищи вся держава находится в состоянии полнейшего мира, а гражданские свары возникают тогда лишь, когда некий собачий вождь захватит большую кость, которую либо делит с немногими, что приводит к олигархии, либо оставляет себе, и тогда устанавливается тирания. То же положение имеет место при несогласиях, какие наблюдаются, когда среди них объявится сука в течке. Ибо, поскольку право обладания принадлежит всем (а в столь деликатном случае невозможно утвердить собственность), ревность и подозрительность распространяются с такою силой, что все собачье государство данной улицы ввергается в состояние открытой войны всех против всех, пока некто один, более храбрый, умелый или удачливый, чем прочие, не захватит добычу и не насладится ею вполне, после чего вся злость и рычание остальных обращаются против счастливого пса. Точно так же, если мы станем рассматривать одну из таких республик, находящихся в состоянии войны, все равно — наступательной или оборонительной, то обнаружим, что основанием и причиною раздора служат те же самые соображения и что действия зачинщика распри во многом обусловлены тою или иною степенью бедности или нужды (неважно, действительной или мнимой), равно как и гордыней.
Итак, тот, кому будет угодно принять это построение и приложить его к государству ума, или ученой республике, легко обнаружит первичные основания разногласий между нынешними двумя великими воюющими партиями и выведет справедливые заключения о достоинствах каждой из них. Однако не так-то просто предугадать события и исход этой войны; ибо горячие головы с той и с другой стороны разжигают нынешний раздор с такою силой, а всевозможные их притязания столь непомерны, что не допускают ни малейшей попытки достичь соглашения. Раздор этот впервые возник (как мне довелось слышать от одного старика, проживавшего по соседству) по поводу крохотного клочка земли, лежащего и находящегося на одной из двух вершин горы Парнас, из которых более высокой и обширной, видимо, с незапамятных времен спокойно владели некие жители, именуемые древними, а другою владели новые. Эти последние, недовольные своим положением, направили к древним посланцев с жалобой на чрезвычайное неудобство, причиняемое высокой частью Парнаса, которая заслоняет им вид, особенно на восток, а потому, во избежание войны, предлагали следующий выбор: либо древние соблаговолят переместиться со всем своим достоянием на более низкую вершину, которую новые милостиво им уступят, а сами перейдут на их место, либо же реченные древние разрешат новым прибыть с лопатами и мотыгами и срыть реченную вершину до того уровня, какой те сочтут удобным. На это древние ответили, что никак не ожидали получить подобное послание от колонии, которой сами же милостиво разрешили расположиться в столь близком соседстве. Что же касается их собственного местопребывания, они здесь коренные жители и всякие разговоры об их переселении или какой-либо иной уступке им попросту непонятны. А если высота горы с их стороны заслоняет новым вид, то они этого устранить не в силах, но предлагают тем подумать, не вознаграждается ли с лихвою данный недостаток (буде таковой существует) тенью и укрытием, какие он доставляет. Предложить же сравнять или срыть их вершину можно лишь по глупости или невежеству: разве новым не ведомо, что эта сторона горы — сплошная скала, о которую разобьются их орудия и сердца, не причинив ей ни малейшего изъяна. А потому они советуют новым не мечтать о том, Как бы унизить вершину древних, но постараться возвысить собственную на Что они, древние, не только дадут свое согласие, но и будут изрядно тому поспешествовать. Все это с великим негодованием было отвергнуто новыми, которые продолжали настаивать на удовлетворении одного из двух своих требований, и в итоге разногласий вспыхнула продолжительная и упорная война, поддерживаемая с одной стороны решимостью и бесстрашием некоторых вождей и их союзников, а с другой — многочисленностью войска, непрерывно пополняемого при всяком поражении новобранцами. В ходе этой распри были исчерпаны целые реки чернил, и злоба обеих партий неизмеримо возросла. Здесь следует заметить, что во всех битвах ученых мужей главным метательным средством служат чернила, переносимые особым снарядом, именуемым перо, и доблестные воины с каждой стороны с равным умением и свирепостью мечут в противника бесконечное число этих перьев, словно сражаются дикобразы. Пагубная эта жидкость была составлена ее изобретателем из двух снадобий, а именно из желчи и купороса, дабы они своими горечью и ядом не только отвечали в какой-то мере духу сражающихся, но и разжигали бы его. А коль скоро греки, когда после битвы они никак не могли решить, кто же все-таки победил, имели обыкновение воздвигать трофеи с обеих сторон, и побежденные бывали довольны тем, что несут равные издержки и тем самым сохраняют свое достоинство (похвальный древний обычай, успешно возрожденный недавно в военном искусстве), то и ученые мужи после жестокого и кровавого спора также вывешивают с обеих сторон свои трофеи, сколь бы худо ни обернулась для них распря. На этих трофеях пространно начертаны обстоятельства дела: полное и беспристрастное описание битвы, из чего явствует, что победа досталась той самой партии, которая их водрузила. Трофеи эти известны свету под разными названиями, а именно: споры, доказательства, частные соображения, ответы, возражения, замечания, размышления, протесты, опровержения. Они сами или их представители [2] вывешиваются на несколько дней во всех общественных местах для всеобщего обозрения, а затем самые важные и большие переносятся в особые хранилища, именуемые библиотеками, где они и остаются в помещениях, нарочно им предназначенных, и с того времени начинают именоваться полемическими книгами.
Источник